НЕ ПОНИМАЮ, ЗА СЧЕТ ЧЕГО ВЫЖИВАЮ
- Максим, есть вещи, которые вам в вашем положении непонятны?
- Сколько угодно! Прежде всего, как добиться того, чтобы люди в тебя поверили?! Иногда, когда в очередной раз обрушивается осознание, что ты тупо бьешься башкой о стену, руки опускаются. Это ведь страшно тяжело, когда никому нет дела до того, что ты там рвешь жилы. Я словно приговоренный. Чего только из меня не пытались сделать. И рвача, и зажравшегося ветерана, и списанный материал. Я не понимаю, как я играю в этой команде?! Каждый год не понимаю, почему я все еще здесь?! За счет чего я выживаю?! Почему я такой во всех отношениях хреновый оказывался нужным каждому тренеру, коих на моем спартаковском веку уже сменилось немало?! Я не знаю, как мне быть. Сидеть не могу. Уходить – тоже. Моя трансферная сумма для футболиста, в которого не верят, запредельная (по нашим сведениям, 3 млн. евро – прим. ред.). Остается в очередной раз слабо утешаться тем, что я ношу форму клуба, о котором мечтал с детства; ну и конечно же надеяться, что при новом наставнике все образуется.

- Ни разу не сожалели о том дне, когда ваша детская мечта стала явью?
- Зачем гневить Бога и просить у него другой участи?! До сих пор помню, как в 1999-м приехал в «Спартак» на просмотр. На вокзале меня встретил друг тренера Грозного и на его то ли девятке, то ли восьмерке мы отправились на базу. Толкались по пробкам так долго, что чуть с ума не сошел. В итоге, я заметил указатель «Черкизово», чему изрядно удивился: «В «Локомотив» вы меня что ли везете?!» Я же не ведал тогда, что рядом с Тарасовкой есть поселок Черкизово. В общем, когда я увидел ворота с ромбиком, испытал облегчение.

- Не забыли свои ощущения в то мгновение, как эти ворота, фактически в светлое будущее, перед вами распахнулись?
- Я скромный был. Не то, что сейчас. Ни о каком светлом будущем даже не помышлял. Не опростоволоситься бы! На первой двусторонке хлопьями падал снег, освещение было слабым. Я тратил уйму времени на то, чтобы разобрать, где свои, где чужие. А Романцев не любил тех, кто долго думает. К тому же на третьи сутки мои моральные силы стали заканчиваться. Сидел в одиночестве на базе, ни с кем не общался, команда готовилась к «Лидсу» и всем было не до меня. В итоге, «Спартак» улетел в Болгарию, а я – домой, в полнейшей неопределенности.

- Ожидание – самое ужасное для спортсменов?
- Фактически я тогда боевое крещение прошел, с тех пор постоянно чего-то жду. Последние годы и вовсе живу на пороховой бочке. Чуть ли не каждый вечер садимся с женой на кухне и гадаем: что будет завтра. Мое состояние «стабильно подвешенное». Как же надоело находиться в положении натянутой струны! В декабре 99-ого, кстати, было гораздо легче, чем, например, весной 2007-ого. Да, «Спартаком» я грезил, но тогда футбол-то на нем для меня не заканчивался. Предложений хватало и на Украине. И я в своем выборе ни от кого не зависел.

- В «Спартак» вас все-таки взяли, но контракт не предложили.
- Для заявки закорючку на каком-то символическом контракте я ставил. А так был в неведении: сколько будут платить, когда? Команде еще изрядно задержали зарплату. Деньги, которые занимал у тестя с тещей для поездки в Москву, закончились, и я два с лишним месяца сидел на бобах. Полноценный контракт мне предложили лишь следующей зимой, и вскоре после этого я сломался.

- Когда у вас возникло ощущение, что «Спартак» - это надолго?
- С первого дня умирал на каждой тренировке и в каждом матче, но своим я себя почувствовал только на второй год. Перед самой травмой поймал себя на мысли: я полноценный член этого великого коллектива. О том, на какой срок, голову не забивал.

- В «этом великом коллективе» вас на пару с Артемом Безродным детьми Грозного дразнили.
- Было дело. С Васькиной легкой руки. Баранов – человек-кладезь разных горбылей. Всем клички придумывал. Ну и на нас с Темой насел: дети Грозного, дети Грозного! Ваське все всё прощали. Светлый человек!

- Олег Иванович что лично от вас требовал?
- Что и от всех: выкладываться по полной. Никаких послаблений! Ну и, естественно, думать.

Татьяна: - Как-то еще при Федотове Максим пришел домой окрыленный. Оказалось, что тренировку проводил Родионов и она была чисто романцевской. С обилием квадратов. И там тоже требовалось думать.
Максим: - Да, квадраты у Иваныча – святое. Ты мог возить всех, но если в квадрате «плыл» – в состав не попадал. Это был истинный критерий. Мы настраивались на этот квадрат как на смертный бой. Оттуда уже через пять минут можно было выползти без сил. Я когда первый раз туда влез – а новички сразу попадали под смертоносную пятерку Булатов-Титов-Тихонов-Баранов-Кечинов – чуть не окочурился. Эта комбинационная машина глумились над нами как над детьми. Я только на второй год, когда заслужил право протиснуться в пятерку основных полузащитников, понял, через что сумел пройти. Мы возили всех так, что люди плакали. Они у нас минут по десять без мяча носились. Вешалка! И вот эта «вешалка» преследовала меня весь дебютный сезон.

- Представляю, что приходя домой, вы рассказывали жене.
- Да ничего не рассказывал. Ей тогда не до этого было. Одна в чужом огромном городе. Беременная! Сидела в четырех стенах и ждала, когда же я приеду. А у нас были бесконечные сборы.
Татьяна: - Я эти их сборы возненавидела. Тогда «Спартак» заезжал на базу за два дня до матча. А они как-то проиграли и их тут же со стадиона вновь загнали на казарменное положение. На неделю! И эти 7 дней я была на грани. Прокляла все на свете. А уж как я злилась на Романцева – словами не передать.

- Максим, а вы на Олега Ивановича часто серчали?
- Регулярно! «Душил» он меня, как казалось, чрезмерно. После первой травмы у меня была не голень, а тряпочка, я многие вещи не мог выполнять чисто физически. Олега Ивановича это не волновало: он с меня не слазил, будто я самый здоровый человек на свете. Закалку получили «мама-не горюй!» В последствии она мне очень пригодилась, поскольку со всеми тренерами у меня возникали творческие разногласия.

ЗАБЬЮ ЗОЛОТОЙ ГОЛ, ЖЕНА БУДЕТ НОСИТЬ НА РУКАХ
- В 2000-м, когда вы протиснулись в тот золотой «Спартак», стали автором золотого мяча, вы вряд ли могли предвидеть, что за углом вас поджидает длинная череда неприятностей?
- Тогда я ничего не мог предвидеть. Жил одним днем, а трудности меня никогда не покидали. Даже чемпионство свое так и не прочувствовал. Таня дома устроила мне жуткий скандал.

- Ужин в унитаз спустила?
- Ага! Я раздавал интервью, автобус меня ждать не стал, и мне пришлось выбираться из «Лужников» самому. Болельщики окружили, раздавал автографы. Потом понял, что нужно маскироваться: вывернул куртку, натянул бейсболку и добрался до автострады. Пока поймал машину, пока доехал, вхожу, а эта звезда сидит надутая как шарик: ты где был?!

- Зато сейчас все было бы иначе.
- Да, если бы я сегодня забил золотой гол, она бы сама меня на руках неделю таскала. Научила бы меня курить и прикуривала бы по первому моему зову. А тогда, она и не обратила внимания на мои успехи. Да и сам я не обратил. Ничего в моей жизни не поменялось, ни мировоззрение, ни готовность работать и доказывать.

- В межсезонье 2000/01 Олег Иванович мне в интервью сказал, что Калиниченко станет лучшим игроком 2001 года.
- Но 2001 года у меня не было. Было опять-таки ожидание: смогу играть или нет. Вероятность того, что мой ахилл не сошьется так, как надо для профессионального спорта составляла 50%. Мне было страшно. Сложнее всего было проваляться три месяца в гипсе и осознать потом, что можно было и не валяться. В Финляндии, куда я поехал на консультацию, выяснилось, что западная медицина ушла далеко вперед. Потом был первый шаг, первая тренировка и первое потрясение. За год лечения я забыл, насколько же тяжело играть в футбол. Я привык смотреть на него со стороны. А со стороны все кажется легко: отдай туда, покати сюда, пробей в девятку. В какую на фиг девятку?! С какой стороны-то к мячу подойти – и то непонятно, а ноги и вовсе живут своей жизнью, которая никак не стыкуется с жизнью головы.

- Что оказалось болезненней: разрыв ахилла или разрыв передней крестообразной связки?
- Болезненней всего удар в незащищенную надкостницу. Искры натурально сыплются из глаз. Что до ахилла и «крестов» то я их рвал в два захода. Врачи не могли сразу поставить верный диагноз, снимали боль, я выходил – и дорывал. Когда рвется ахилл такое ощущение, что кто-то со всей дури палкой шандарахнул тебя по голени. Помню, я обернулся и не поверил своим глазам: в пяти метрах от меня никого не было. Как такое возможно?! Я снял бутсу и пошел. А мне казалось, что я иду в бутсе, но без задних шипов. Пятка куда-то все время проваливалась. Молодой был, ничего не понимал: разрыв ахилла мне представлялся чем-то сродни перелому мизинца. То есть пустяком.
Когда разлетаются «кресты» - раздается хруст и уходит нога. Ты лишаешься точки опоры. «Кресты» - штука жестокая, но после ахилла мне уже нечего было бояться.

- Что самое невыносимое во время лечения?
- Находиться дома. И я, и семья привыкли к другому режиму. Постоянно наблюдать, как жена хочет тебя выпроводить на тренировку, не очень-то приятно. Мужчина не должен чувствовать себя беспомощным, но когда у тебя гипс на всю ногу, это предательское чувство в тебя прокрадывается. Потом находить себя прежнего – пытка несусветная.

- Лишь осенью 2002-ого вы вновь обрели себя. Помните, как вы заменили сломавшегося Егора Титова и забили гол «Локомотиву»?
- Еще бы! Мелькнула мысль: наконец-то я выбрался из черной полосы. Я в первые за последние полтора года себя узнал. Было ощущение мощнейшего мимолетного счастья. Увы, счастье действительно оказалось мимолетным. Я еще был «сырой», да и команда страшно сыпалась. Кошмарная лига чемпионов, где мы потерпели шесть поражений в шести матчах, до сих пор огроменной занозой сидит в душе.

- По большому счету, лишь два спартаковских года из семи вы можете себе занести в актив?
- Истинное удовлетворение получил лишь от первого – 2000-ого года. Отчасти отмечу 2005-й.
Татьяна: Максим, а прошлый год?
Максим: Чем же это был хорош прошлый год?
Татьяна: Да ты что?!
Максим: А-ааа, чемпионат мира! Так он как сон. Яркие впечатления от него быстро были погребены под слоем негатива. Для меня загадка, почему здесь из футболиста пытаются сделать НЕфутболиста. Приезжаешь после сборной в приподнятом настроении, а тут говорят: фигли он там сыграл, за эту сборную? Пусть он здесь так сыграет! Праздника в душе как ни бывало! Думаешь, ну как людям доказать, что собой чего-то представляешь?!

ХОТЕЛОСЬ БРОСИТЬ В РОМАНЦЕВА ГРАНАТУ
- В чем на ваш взгляд главная причина того, что человек, который создан для «Спартака» не достиг тех высот, которые должен был достигнуть?
- Человек не идеален. В силу своих недостатков, характера, обстоятельств, окружающих людей. Вообще же я этими воспоминаниями не заморачиваюсь. Это с вами я могу в себе покопаться, в одиночестве же бередить старые раны совсем не хочется. Впрочем, я человек позитивный. Всегда отыщу, что-то хорошее. Можно ведь сказать, не раскрыл Калиниченко весь свой потенциал. А с другой стороны – это здорово, что после первой травмы я вообще в футбол вернулся. С дочкой гулял и грохнулся, думал – конец. Гипс сломался, шов разорвался, оттуда кровь течет. Я час метался по комнате на костыльманах и как в бреду повторял одну и туже фразу: это – всё! На деле оказалось, мне нашили такой толстенный ахилл, что порвать его полностью – нереально.
Татьяна (смеется): - Когда мы ложимся спать и Максим обнимает меня сзади, я в свою очередь большим и указательным пальцами ноги обнимаю его за ахилл. Так обнять его за левую ногу я могу, а за прооперированную правую - нет. Для этого мои пальцы должны сделать шпагат.

- Возвращаясь к разговору о вашей карьере: как думаете, почему все тренеры требовали от вас больше, чем от других и ошибок вам никогда не прощали? Я и сам ловлю себя на ощущении, что постоянно жду от вас какого-то чуда.
- Наверное, я сам виноват, что даю людям возможность думать обо мне, как о Зидане. Но я же не специально. Если у команды не идет игра, всегда крайним оказываюсь я. У любого наставника! Моя беда в том, что люди для себя придумали, что я не могу играть как все. Почему? Я не понимаю! Я себе одной-двумя играми когда-то задрал высоченную планку, и все решили, что я постоянно должен на ней находиться. Ребята, даже Пеле и Марадона на таком уровне играли далеко не всегда! Тот же Зидан, гениальный и великий, в «Реале» по полгода волял кизяк и на поле отыскать его было трудно. И ничего! Ни слова упрека! Меня же и на двадцатой минуте первого тайма тренеры могли убрать. Олег Иванович, случалось, выпускал на замену и вскоре возвращал назад.

- Страшно в такой ситуации было идти к скамейке запасных и видеть уничтожающий взгляд Романцева?
- Не страшно! Наоборот, хотелось тренера убить. Достать гранату и бросить в него. Уверяю вас, в такой ситуации, когда тебя публично высекают, злоба душит всех, даже самых флегматичных спортсменов.

- Кто-нибудь из многочисленных тренеров вам объяснил, почему от вас принято требовать больше, чем от других?
- Нет!!! Единственное, Федотов как-то сказал: «Калина, у тебя все проблемы - в голове». Я знаю! Но я не могу сам со своей головой разобраться. Сколько раз пытался – не получается. Объясните мне, что с ней не так и направьте ее в нужную сторону. На то вы и тренеры. Я помощи от вас жду. Проще всего: заменить и убить меня на несколько игр, чтобы я вынужден был смотреть на любимое дело со стороны и психологически опускаться все ниже и ниже.

- Мне пару лет назад почудилось, что вы наконец-то обрели психологическую стабильность. Ошибся?
- Я тогда почти в себе разобрался, но вновь нашлись люди, которые не позволили мне до конца ощутить почву под ногами. В спорте я осознал одну неприятную вещь: всегда отыщутся те, кто подставят тебе подножку. Разумеется, глупо списывать свои неудачи на кого-то другого. Я сам за себя и за свою карьеру отвечаю. Но знаете, иногда так хочется услышать хотя бы один совет и почувствовать, как в тебя верят. Мне уже надоело, что все предлагают сыграть в одну и туже игру: «Помоги себе сам!».

- С приходом кого из тренеров связывали наибольшую надежду?
- Конечно, с назначением Федотова. Тем горче было разочарование. Григорича я считал чуть ли не вторым папой, чудом, которое снизошло после долгих испытаний. У меня был на носу чемпионат мира, я землю готов был грызть и тешил себя иллюзиями, что Федотов даст мне возможность себя проявить. Но у него тоже была непростая ситуация, ему надо было выживать в «Спартаке». Мне он ничего объяснять не захотел. Когда я сделал встречный шаг, разговор не получился. Кошка между нами пробежала почти сразу, я резко изменил свое мнение о Григориче и он, видимо, обо мне тоже. Мы оба почувствовали, что отношений и понимания между нами больше нет.

- И каким же образом вы целый год просуществовали под одной эмблемой?
- А куда деваться-то? Зато я научился «читать» Владимира Григорьевича без слов. Если он меня менял, а потом не разговаривал и демонстративно меня не замечал, я знал, что играть не буду. Если он со мной начинал общаться, шутить, то догадывался: я в составе. Считаю, что когда с футболистом не здороваются, это не совсем справедливо.

- Болельщики болезненно отреагировали на ваш выпад в адрес Федотова.
- Сам никогда ни на кого первым не наеду. Григорич меня «куснул» – я ответил. И впредь всегда всем отвечать буду. Независимо оттого, какую это повлечет реакцию среди болельщиков.

ВЫЖИВАЛ, И БУДУ ВЫЖИВАТЬ!
- Старкова умели читать?
- Будь у тебя хоть семь пядей во лбу, Александра Петровича не «просветишь». Непроницаемый человек. Свинцовый! Но я быстро определил, что Старков – консерватор. Только что-то невероятное могло заставить его свои взгляды скорректировать. Меня он не замечал. Как-то я у него для интереса полюбопытствовал: вы на какой позиции меня видите? Было впечатление, что Александр Петрович долго собирался с мыслями: кто это. Ответ его был таким не внятным, что я его не запомнил. Но мне повезло, выйдя на поле на 90 минуте матча с «Тереком» я забил гол со штрафного – спасибо боженьке за подарок. Вот только после этого Старков обратил на меня внимание. Однако ни моя яркая игра в тот период, ни мои шедевральные голы не дали мне долгожданного тотема. После первой же осечки, я по традиции, отправился на скамейку и был промаринован там до очередного шедевра.

- Ужасно, когда не доверяют и не дают играть?
- Ужасней всего, когда не доверяют и дают играть! Тренер, выпуская человека, ждет от него ошибку. Дождавшись, чуть ли не с радостью, его меняет. И игрок, зная, что от него ждут ошибку, эту ошибку совершает и возвращается туда же, откуда пришел. Закон диалектики!

- Странное дело: все тренеры веря в ваш талант, боялись верить в вас самого.
- Парадокс! Может быть, мой минус в том, что из меня сделали суперуниверсала. А при всех равных предпочтение всегда будет отдаваться классическому крайнему хаву, классическому центральному полузащитнику, а не гипотетически способному эти позиции закрыть. Так и с Серегой Ковальчуком сейчас происходит.

- Для футболиста важно найти свою команду, своего тренера и свою позицию. Когда все сходится, тогда…
- …Тогда получается сказка. Мечта в реальности! Универсализм – это несчастье, это обуза, это горе мое, что я могу сыграть и там, и там, и там. Когда тобой начинают затыкать дыры, ты перестаешь расти.

- С другой стороны, ваша любимая позиция в «Спартаке» застолблена на целое десятилетие. Застолблена Егором Титовым. Вам же нужно было выживать, вот вы и искали себя. Получается, все делали правильно.
- Наверное. Да, я выживал. Я и сегодня выживу. Не уверен, что в «Спартаке», но то, что я себя еще покажу – это точно. Будьте уверены: никуда я не денусь из большого футбола. Всегда буду грызться, цепляться за место под солнцем. И всегда буду говорить то, что думаю!

- Вот этого у нас не любят!
- Я и судьям всегда в глаза все высказывал. Всем подряд, без разбору. И ни с одним судьей у меня нет конфликтов. Тут в июне шли в подтрибунное помещение вместе с арбитром Николаем Ивановым и он полюбопытствовал: ты чего-то тихий сегодня? Все привыкли, что я на них ору.

- Вы обычно извиняетесь за свои словесные выпады?
- После финального свситка – всегда, если не уверен в своей правоте. Но если уверен, то еще раз предъявлю претензии. И никто не обижается. Хотя есть одно исключение.

- Захаров?
- Угу. В нем все еще футболист играет, он хочет быть главным на стадионе, и никак не поймет, что лучший судья тот, который незаметен.

- Когда себе позволили на поле заговорить? Ведь не так же просто новичок, да еще молодой, мог в том «Спартаке» рот раскрыть?
- С самого детства, как одел капитанскую повязку, у команды сложилось мнение, что я могу с «людьми в черном» рубиться. Так что, на судей я ругался всегда. И даже в свой первый спартаковский год. И игровой подсказ тоже давал всегда.

- Очень часто, если вы в каком-то эпизоде сыграли неудачно, потом идете и что-то выговариваете. Что и кому?
- В основном себя чехвостю. Когда ошибаешься в элементарных вещах – досада разрывает тебя изнутри. А когда еще кто-то, тренер например, ткнет носом, то вообще эмоции зашкаливают. Я же не баран! Сам все прекрасно понимаю. Разумеется, от этого надо уходить: лучше не расплескиваться. Но со злобой на себя совладать очень непросто!

- Тренерам в запале отвечали?
- В игре – нет. Не до этого. На тренировках в дискуссии вступал. Не привык тупо соглашаться с тем, на что у меня иное мнение.

- После Романцева, по-моему, только Скала избежал полемики с вами?
- Скала при адекватных шагах руководства мог сделать «Спартак» чемпионом на многие годы. По человеческим и профессиональным качествам – это был наставник европейского уровня. Но столкнувшись с нефутбольными проблемами, он не обуздал собственные переживания и утратил контакт с игроками. Да и состав у него был не тот, что нужно.

НЕ ИГРАТЬ, ВСЕ РАВНО, ЧТО НЕ ЖИТЬ
- В «Спартаке» вообще все воспринимается обостренней.
- Да, при чем на всех уровнях. Но самые бурные эмоции у наших болельщиков. Они нам не прощают вообще ни-че-го! Такого в мире нигде больше нет. А у нас есть! 365 дней в году мы должны держать марку! Но в годы «великой депрессии» хотелось бы побольше поддержки, а не констатации фактов. Мы сами все прекрасно знаем: как мы играли, как играем. Неужели люди думают, что, уступая кому-то, мы бываем от себя в восторге? Кошки душу в кровь раздирают, а тут еще и любимые фанаты тебя закопать пытаются.

- Нарисованные доллары на трибунах сильно задевают?
- Задевает еще как! Если бы «художники» хоть малейшее представление имели, как эти доллары зарабатываются! Никто же им не мешает добывать такие же деньги: идите, играйте вместо нас! Такого же не будет. Поверьте, иной раз приходится прилагать каторжные усилия для того, чтобы выдержать обрушившиеся испытания, в том числе, и мощнейшее психологическое давление с их-болельщицкой стороны. Посмотрел бы я на некоторых: как они себя будут ощущать, когда окружающие станут забрасывать их грязью?! Сомневаюсь, что у них от этого вырастут крылья. Нас же после каждой неудачи поливают такими помоями, после которых ни один чистюля не отмоется. Тем не менее, я люблю наших болельщиков и дорожу ими. Иногда мы их бесим, иногда они – нас. Но нам иных не надо, друг без друга мы уже не сможем. Мы одна семья и все конфликты, которые в этой семье случаются, мы разрешим сами.

- Что тяжелей всего в вашей профессии?
- Терпеть поражения! Одно, второе, третье! Муки адские! В такие периоды ты едешь на тренировку с таким настроением будто тебя везут сажать картошку или забивать сваи. Любимое дело перестает таковым быть. И абстрагироваться от ситуации никак не получается. Ты всю тяжесть этих душевных мук беспрерывно таскаешь с собой. И избавиться от них можешь только через победу. Если будешь играть. А когда ты сидишь на скамейке и во всех процессах как бы и не задействован, то и боль, и радость воспринимаешь приглушенно. Раздражает монотонность и то, что весь порыв страстей проходит мимо тебя. Врагу не пожелаю жить в эмоциональном вакууме. В этом вакууме тебе все известно наперед: Дорога – тренировка – дом. Дорога-тренировка-дом. Скамейка запасных – волнение – дорога домой. Приехал, поплакались с женой друг другу в платочки, хоть как-то от негатива избавился, а со следующего дня – негатив начинает накапливаться заново. Беспросветно! Доходит до безумства! Для футболиста не играть – это все равно, что не жить.

- То есть, если футболист не играет, он не способен быть счастливым, даже при условии, что в остальном - у него всё супер?
- Если муж и жена живут единым целым, то не может в семье быть все хорошо, когда у одной половинки что-то не клеится. Наступает период затмения. Солнца не хватает. Появляются ссоры. После моей первой травмы Таня перестала быть просто женой, она сделалась «женой футболиста». Сегодня футбол для нас с супругой – это очень значимая часть нашей жизни. И быть счастливыми, когда эта часть окрашена в серые тона, у нас не получается.

- Максим, кажется, у вас отношение к футболу какое-то наивное, детско-непосредственное. А ведь на самом деле, на нем много налетов взрослости: это и работа, и деньги, и карьера. Вы от футбола хотите не того, что принято. Он давно другой.
- Футбол – он не другой. Футбол сам по себе чист. К нему ничто не примешивается: и уж тем более, деньги. Футбол - это ни работа! Это игра! Когда я выхожу на поле, чтобы играть, у меня получается все. Но как только я выхожу с установкой не ошибаться и кому-то что-то доказывать, у меня мяч валится из ног. На поле нельзя думать о футболе и о том, что его окружает! Иначе будет катастрофа! Когда же ты играешь по настоящему, ты голову вообще ничем не забиваешь. Футбол изобрели как игру и не надо его очернять материальными понятиями.

- Ваше отношение к футболу, пожалуй, можно назвать пафосным словом «романтизм».
- Можно. И я этого не стесняюсь.
Татьяна: - Если на предматчевой установке выясняется, что Макс – в составе, он мне присылает эсэмэску: сегодня плету. Понимаете: плету!
- Плету?
Максим: - Да, плету. Кружева. Спартаковские. А Таня мне на эту сэмеску отвечает: сыграй как во дворе. То есть, получи и подари удовольствие.
Татьяна: - Макс мне и с чемпионата мира прислал: Солнце, смотри, я - плету. Он даже в сборной Украины – прагматичной и дисциплинированной - пытается оставаться романтиком.

- Только вот в сборную без игровой практики в клубе попадать все трудней и трудней.
- Это точно. В «Спартаке» для меня все сводится к слову «шанс». Почему большинству дают играть, а мне дают только шансы?

- Будь ваша воля, чтобы выбрали: очередной шанс в «Спартаке» или гарантированное право играть в другом клубе?
- Я достаточно натерпелся и мне хочется определенности. Я спартаковец каждой клеточкой, но если я «Спартаку» не нужен, скажите, я не маленький – не обижусь. Вы не представляете, как в 28 лет хочется играть, а не ждать у моря погоды. Я землю грызть буду, если какой-то клуб в меня поверит и даст мне возможность быть самим собой, а не затыкателем дыр.

- Верите, что руководство «Спартака» вас отпустит?
- Из «Спартака» без клейма «отработанный материал» не уходят. Если только в «Манчестер». Год назад я уже дал согласие на переход в «Москву», но в последний момент что-то сорвалось. Не знаю всю цепочку этих странных переговоров, но то, как все это происходило (и потом не раз повторялось), наводит на мысль, что уйти я смогу только, став свободным агентом.

- Это же долго ждать придется!
- Но я же не буду ждать сложа руки, буду доказывать. Опять! Теперь уже Станиславу Саламовичу...Господи, дай мне силы!

Источник: Блог Алексея Зинина